Рас стоял, зажатый среди ликующих людей, и по щекам парня беспрерывно стекали слезы. Его толкали, куда-то тащили за собой и он тупо передвигал ногами, не особо понимая куда вообще идет. И зачем. Лана стояла перед глазами как живая, такой же счастливой и полной радости, какой он увидел ее всего лишь день назад. Как он корил себя сейчас, что не открылся ей когда она еще жила здесь. Не открылся, что ему тоже тошно жить в этом мире, что все папки его личного инфора забиты только фантастикой. Но Рас боялся показаться смешным, этого он всегда боялся больше смерти. Да и окружавшая его среда не прощала непохожести на других. Сын авторитетного вора и проститутки, Рас с детства окунулся в криминальный мир, но никто и никогда не знал как он на самом деле к этому миру относится. А парень презирал и ненавидел свою жизнь, презирал себя за то, что вынужден притворяться тупым скотом. Презирал за то, что вынужден заниматься отцовским ремеслом, за то, что действительно начинает тупеть, за слабость и неспособность оказаться в одиночестве, отказавшись от привычного, такого привычного образа жизни. И как же он ненавидел собственного отца, искорежившего их с матерью жизнь. Ненавидел, несмотря на то, что «дорогой» папочка оплатил учебу сына в одной их самых престижных и дорогих школ города. Рас ведь прекрасно понимал, что тот просто форсил перед подельниками — смотрите мол, сын вора учится в одной школе с чадами городских бонз. Самому Расу было совершенно все равно, где учиться, впереди светила только одна дорога — повторение пути отца. Не хотел, очень не хотел, но все же боялся что-либо менять и резко рвать с привычным миром. Смерть любимой выжгла образ проклятого мира как огнем, привычные, давно въевшиеся в душу маски равнодушия и цинизма рухнули, оставив эту самую душу обнаженной, корчащейся и болящей. Рас и представить себе не мог раньше, что у человека может так болеть душа. Его буквально корежило, многие обходили парня стороной, считая, наверное, эпилептиком…
Рас снова утер не желающие униматься слезы. «Лана… — шептали полумертвые губы. — Лана… Прости, что не смог защитить… Прости…» Он одним из первых, чуть ли не во главе толпы ворвался в здание городской штаб-квартиры СБ, жаждая найти убийц. Не нашел… Все оставшееся время он почти не помнил — какая-то бешеная круговерть, разъяренные люди, кровавые клочья, остающиеся от любого, на кого указывали как на эсбешника. Рас очень надеялся, что седую сволочь, которая допрашивала его, а потом Лану, постигла та же участь. Ну зачем, зачем они это сделали? Ведь и себя самих на гибель обрекли! Дыхание перехватывало и слезы, никак не унимающиеся слезы, лились из глаз. Он пытался представить себе, что возвращается к прежней жизни и не мог. Уже не мог.
Что-то происходящее впереди привлекло внимание, и Рас всмотрелся, пытаясь понять, что там такое. Несколько Аарн обступили какого-то огромного парня и хлопали его по плечам, обнимали и что-то ликующе кричали в небо. Остальные моованцы буквально шарахнулись в стороны и тихо стояли вокруг, их молчаливое осуждение чувствовалось даже на таком расстоянии. Рас хрипло рассмеялся — куда им, убогим, понять, что зов звезд может оказаться сильнее всех их патриотизмов и прочих скотских измов. Сильнее всего, что они только могут себе представить. Что все их жалкие мечты о куске пожирнее рвущимся к звездам покажутся только пылью. Залитой чужой кровью и болью пылью… «Будь счастлив, друг, — прошептал вор себе под нос. — Как жаль, что такому, как я, бесполезно кричать Арн ил Аарн… Да, рожденным ползать…» Слезы снова залили глаза, и Рас довольно долго ничего не видел, Лана стояла перед глазами, и он ничего не мог поделать с пронзительной болью, рвущей на части его душу. Вдруг кто-то положил ему руку на плечо.
— Здравствуй, брат! — раздался в возникшей неожиданно тишине девичий голос.
Парень с недоумением оглянулся. Люди почему-то отшатнулись и от него, вместо того его окружили четверо Аарн — два человека и два гварда. А руку ему на плечо положила симпатичная черноволосая девушка в парадной форме ордена. Причем, офицер. Довольно высокого ранга офицер. Ее улыбка была какой-то такой сияющей, что просто не верилось, что человек вообще способен так улыбаться.
— Брат?.. — ничего не понимая, повторил Рас.
— Ты сказал Призыв. Тихо, но тебя услышали. И ты — наш! Ты — «не такой»! Идешь ли ты с нами, зовет ли тебя серебряный ветер звезд?
— Всю жизнь… — без всякого на то участия хозяина, собравшегося отказаться, ответили губы.
Девушка обняла его, ничего не сказав. Потом отстранилась и внимательно посмотрела ему в глаза
— Почему ты плачешь, брат? — тихо спросила она.
— Лана… Ее больше нет…
— Ты ее знал? — в черных глазах появилось удивление.
— Мы в одном классе учились, — едва выдавил из себя Рас. — Я ее любил. Думал, прошло, а вчера увидел в кафе и понял — нет, не прошло. И сейчас люблю…
Девушка отвернулась и сама смахнула слезы, стараясь делать это незаметно. Каждый из Аарн подошел и тихо обнял Раса. Никто не говорил глупых и ненужных слов сочувствия, они не могли помочь. Даже моованцы, слышавшие их разговор, негромко загудели. Но Аарн не было до них никакого дела. Рас стоял и смотрел на девушку-офицера, но никак не мог понять — то ли это правда, то ли он бредит. Такого же не может быть. Он в каком-то самоотречении отошел немного назад и, запинаясь, пробормотал:
— Но я же вор… Как меня, такого, могли взять?
— Разве имеет какое-либо значение кем ты был до? — мягко улыбнулась девушка. — Ты наш, ты такой же, как мы все, и тебе здесь плохо.